Первыми европейцами, вышедшими из Триполи, пересекшими путём неимоверных лишений раскалённый ад Центральной Сахары и обследовавшими берега озера Чад, были британцы Уолтер Аудни, Хью Клаппертон и Диксон Дэкхем.

4 февраля 1823 года последний сделал следующую дневниковую запись: «Перед нами приблизительно на расстоянии мили, сверкая в золотых лучах полуденного солнца, расстилалось великолепное озеро. Сильно забилось моё сердце. Я понял, что тёплая водная равнина - ключ к великой загадке, которую предстояло разгадать, к тому, о чём образно повествовали древнегреческий царь-мудрец Птолемей и нумидийский правитель Юба II. Если докажем, что они были далеки от фантазирования, сможем познать истину. Чего бы это ни стоило!».

Цена любознательности оказалась слишком большой. Сделав ряд «географических и психологических открытий» на западных и южных берегах, установив, что река Сокото течёт в страну Нигер, нанеся на карту устье реки Шари, Клаппертон и Дэкхем без Аудни, который тяжело заболел и умер, не вынеся тяжёлого скитальческого быта, вернулись в Англию. Диксон Дэкхем подвёл итог: «Я позволю себе высказаться в том смысле, что наш отряд существенно раздвинул рамки познаний по географии и природным условиям Африки, вынеся за скобки то, что понять нам не по силам. Сахара страшна и коварна. В песках её погибло немало цивилизованных смельчаков, ослеплённых, сбитых с толку призраками и миражами, схожими по силе воздействия с пустынной жаждой, медленно убивающей. И это всё по злой воле творится рядом с водой, пригодной для питья, но зачастую непригодной для пребывания рядом».

Дэкхем в дневнике экспедиции подробнейшим образом описывает впечатления от «нашествий ужасных водных миражей-призраков, поначалу безобидно радующих яркостью красок и чёткостью очертаний, разнообразием проекций несуществующих в действительности предметов, людей, зверей». Путешественник высказывает предположение, что «понять мираж, проникнуть в него, стать его частью никак нельзя, не поняв рельефные, почвенные, климатические особенности Чада, не став частью озера и его племён - тиббу, хауса, муба, канебу, канури и рыжих арабов». Что мы и попытаемся сделать, вникнув в смысл наиболее впечатляющих фрагментов записок наблюдательного путешественника. Итак, читаем.

«Общение наше с аборигенами моря было осложнено незнанием их языков. Сами эти разноплемённые народы каким-то непостижимым образом общались. Хороший сюрприз ждал нас в племени сяо. Вождь этих рослых смуглых людей - Толок - сносно изъяснялся по-английски. Толок, обрадованный встречей с нами, рассказывал, что далёкие предки народа сяо были великанами, легко переносящими на плечах туши убитых огненными стрелами слонов, глыбами перегораживающими реки, переговаривающимися друг с другом на сотни километров. Мы усомнились. Толок велел соорудить для нас ночлег вблизи высоченных песчаных холмов, по его словам, захоронений предков-великанов. Провели мы там три ночи, убедившись, что вождь не сказочник.

В первую ночь нас разбудило потрескивание над холмами. Пески клубились под луной. Длилось это с полчаса. Мы обомлели, когда увидели над холмами человеческие фигуры гигантских размеров - обнажённые, прекрасного сложения, черно-бронзового цвета. Фигуры стояли неподвижно, словно чего-то ожидая. Мы вскоре увидели парусник с оборванными снастями, плывущий со стороны берега. Топы мачт его искрили. Парусник остановился над холмами. Утром его охватил огонь. Когда лучи восходящего солнца, причудливо разбитые на три световых потока - красный, синий и зелёный - дали ход дневному свету, парусник просыпался на наши головы белым мелким песком. А великаны, несмотря на дневное освещение, оставались на месте ровно два часа. Мы смело направились в их сторону, но они при нашем приближении как бы уходили в песчаные холмы. Клаппертон решился идти дальше. Это стоило ему обморока. Очнувшись, он удивился что рядом нет гигантов, предупредивших его, что мы вторглись в чужие владения.

Толок сказал, что единственный выход для нас - пожертвовать пару сандалий и, стоя на одном из холмов, попросить у великанов прощения. Мы тотчас же отправились в компании вождя на холм. Толок закопал в песок сандалии из кожи буйвола. Мы попросили прощения. В следующую ночь пролился ливень - явление для аборигенов долгожданное. Толок сказал, что мы прощены, так как колодцы племени полны до краёв.

На прощание вождь подарил нам древний керамический горшок, на внутренних и внешних поверхностях которого весьма искусно были изображены великаны - мужчины и женщины. В ход художники пускали охру, зелёную краску, серебристый лак. Предмет искусства великих людей обернулся бедами, потому что отныне по ночам нас преследовали призрачные твари, возникающие на фоне озёрной волны. Мы прежде никогда не видели, как горит вода. А тут она горела, выбрасывая клубы пара. Что-то отвратительное, отравляющее, ядовитое залегает под дном Чада. Уж не преисподняя ли? Надобно искать рациональное объяснение кажущимся иррациональными вещам».

Можно предположить, что со дна озера Чад, в сезоны дождей прорываются на поверхность ядовитые галлюциногенные газы. Они образуются из останков растений и животных, которые веками скапливаются на дне. Не мудрено, что люди, попавшие в зону их действия, начинают грезить наяву. Косвенные свидетельства о проявлениях этого феномена есть в путевых записках Диксона Дэкхема.

«Часто мы сталкивались с таинственным явлением, - пишет Дэкхем. - Как только укладывались на отдых, пустыня вокруг, да и озёрная вода, начинали выбрасывать острые песчаные струи. Фонтаны били недолго. Оттого окружающая среда делалась тусклою, имеющей запах прогорклого масла. Головы наши кружило, подкатывала тошнота, и мир приобретал неприятные краски, из которых выползали люди-звери, стремящиеся к диалогам с нами. Диалоги шли и шли, несомненно, как игра наших собственных мыслей. Обозначался опасный предел всему этому. Близкий к гибели предел. Чаще всего мы наблюдали кораблекрушения на Чаде, вполне натуральные. И всё при том, что озеро это никогда не было судоходным, и ходили по нему утлые долблёнки аборигенов. Пусть наши видения вынашивают в себе песчаные яды. Не могут же те яды уносить и возвращать разные предметы, даже отдавая те, что нам не принадлежат».

Здесь путешественник говорит о телепортации, об общениях с призрачными сущностями, её осуществляющими: «На день-два из наших мешков бесследно исчезали ножи, булавки, фляги со спиртом, хина, брикеты пороха и запасы дроби. Дважды исчезал мой дневник. Поиски, сопровождаемые взаимными подозрениями в розыгрышах, не приводили ни к чему. Предметы, необходимые нам, сами собой возвращались. Я видел обнажённые по локоть руки, подсовывающие их. К вору обратился, без гнева осведомившись, кто он и как делает неприятности. Наблюдалось это при костре ночью. Вор предстал призраком покойного нашего товарища Уолтера Аудни. Ответил он, что проделывает шутки, чтобы мы не забывали о нём. Проделывает, оборачивая твёрдые предметы в свой разряженный дух, что возможно только у воды в Сахаре и поблизости от некоторых других водоёмов Земли. Аудни сказал, что теперь он помогает нам во всём.

Общение с призраком конкретного Аудни, бесспорно, проистекает из болезненного состояния моего в условиях Сахары, как мы поняли, отличающейся преследующими нагромождениями миражей, мозговых аффектов. Исчезновение предметов, очевидно, принадлежит к дополнительной составляющей окружающего мира, ещё не познанной человеком».

Озеро Чад, или Нги-Буль, уникально парадоксами. Поэтому последние пять десятилетий учёные пытаются разобраться в его аномалиях. Как не вспомнить слова гениального Льва Ландау: «Отличие современной науки в том, что человек может понять вещи, которые он не в силах вообразить».