В 1637 году Рене Декарт, пытаясь найти прочную философскую основу для нашей способности что-то знать о мире, вывел формулу «Мыслю, следовательно, существую». Это один из самых известных примеров рекурсии, то есть вложенности идеи в идею. По-видимому, мы делаем это без особых усилий, так легко и так искусно, что эта особенность начинает выглядеть как истинная граница между животными и людьми.

Таков главный тезис новой книги почетного профессора психологии Оклендского университета (Новая Зеландия) Майкла Корбаллиса «Рекурсивный разум: происхождение человеческого языка, мысли и цивилизации» (Recursive Mind: The origins of human language, thought, and civilization).

В некотором роде это революционная работа, ибо она нападает на устоявшиеся понятия о языке и мышлении. В частности, автор оспаривает мнение Ноама Хомского и прочих лингвистов о том, что мысль есть принципиально языковое явление. Иными словами, сначала вы осваиваете язык, а потом начинаете мыслить.

Это утверждение следует из теории Хомского о существовании универсальной грамматики. Он выдвинул её в 1960-х годах; с тех пор она подверглась значительным корректировкам, но в целом по сей день поддерживается многими лингвистами. Её основная идея в том, что человеческий разум обладает врождённой способностью к языку. Соответственно, все языки имеют нечто общее, ибо мы все мыслим примерно одинаково.

Г-н Корбаллис же считает, что мыслительный процесс, сделавший возможным существование языка, имеет не лингвистические, а рекурсивные свойства, к которым адаптировался язык. «Хомский смотрит на мысль сквозь призму языка, а я предпочитаю смотреть на язык сквозь призму мысли», — пишет учёный. Это, по мнению автора, позволяет лучше понять, как люди на самом деле думают. Следовательно, такой взгляд открывает совершенно иную перспективу при взгляде на язык и его эволюцию.

Какую же роль сыграла рекурсия? Она помогла нашим предкам побороть линейность времени, говорит г-н Корбаллис. Именно благодаря рекурсии мы обдумываем прошлое и прогнозируем будущее, находясь в настоящем, а также смешиваем реальное и вымышленное.

В этом мы одиноки. Ни шимпанзе, ни бонобо, ни орангутанги не рассказывают историй, не пишут картин, не сочиняют музыки, не снимают фильмов.

Дальше — больше: рекурсия позволяет нам понимать не только что говорит собеседник, но и что он понял из сказанного нами.
Если учёный прав, то его теория может объяснить существование таких языков, как пираха: это амазонское наречие не имеет слов для обозначения цветов и чисел. Г-н Корбаллис считает, что данный язык не одинок, указывая на речь ятмулов Новой Гвинеи. В ней тоже нет рекурсии, а это означает, что рекурсия — понятие не языковое, а когнитивное: она вовсе не обязательно должна выражаться в языке.

Исследователь полагает также, что появление рекурсии не было вызвано генетическими мутациями, появлением особых нейронов или определённой структуры мозга. По его мнению, это результат увеличения краткосрочной памяти и развития иерархической организации, которые он считает естественным следствием роста объёма мозга.