Предательство интересов собственной страны — вещь отнюдь не уникальная. Такое случалось во все времена и в любом государстве. Герой Саламинского сражения грек Фемистокл пошел служить персам, князь Курбский убежал к полякам, генерал Власов со своей армией воевал на стороне нацистов, а Шенк фон Штауффенберг (именем которого сегодня в Германии названа улица и в честь которого учреждена медаль!), в общем-то, тоже предал своего фюрера, сунув ему под ноги портфель с бомбой. Московляне в угоду Орде побивали тверичей, более одного миллиона наших граждан сражались против СССР под знаменами вермахта, в 1812 году были те, кто перешел на сторону французов и служил Наполеону. Однако нигде, кроме Японии, совершенное однажды предательство так сильно не изменило судьбу страны.

Почему-то многие до сих пор убеждены, что японские самураи — это какие-то особые люди, прямо-таки «рыцари без страха и упрека», честь для которых была превыше всего. На словах — да! Но вот на деле... Они практиковали чуть ли не поголовный гомосексуализм, обманывали и воровали, а уж измена и предательство у них едва ли не в культ возводились. Самураи клялись в верности своему сюзерену, но тут же могли его обокрасть и предать, хотя общественной моралью это и не одобрялось. Но кто и когда судил победителя, пусть даже победа досталась ему и ценой предательства? Однако проигравшего ожидало харакири, и об этом каждый самурай прекрасно знал. Так что прежде чем предавать, в Японии нужно было особенно хорошо подумать!

К 1590 году в Японии наконец-то закончилась эпоха гражданских войн, продолжавшаяся около 200 лет, и воцарилось относительное спокойствие. Однако оно было очень непрочным. Страной правил Совет регентов из пяти самых влиятельных князей Японии, назначенных узурпатором Тоётоми Хидэёси — добившимся верховной власти сыном беднейшего стрелка-асигару. Тоётами железной рукой покончил с княжескими междоусобицами, а в регентах правитель нуждался, чтобы они после его смерти обеспечили передачу власти сыну Тоётами, который пока был еще слишком мал и не мог править самостоятельно. Властитель рассчитывал, что пять человек как раз и создадут необходимое равновесие сил в Совете, однако князья сразу же после смерти Тоётами разделились на два лагеря. Одним из лидеров стал Исида Мицунари, человек незнатный, но руководивший всей полицией Японии. Другим — Токугава Иэясу из рода Минамото. Древность рода позволяла Токугава стать единоличным правителем страны, то есть сегуном. Битва, в которой решалась судьба Японии, по воле случая состоялась в «месяц без богов» (октябрь-ноябрь), в долине между гор, возле маленькой деревушки Сэкигахара.

В бою сошлись 80 тысяч человек Исида Мицунари (Западная армия) и 74 тысячи Иэясу Токугава (Восточная армия). Численное превосходство было на стороне Мицунари, но «восточный предводитель» в своей победе не сомневался, ведь, начиная сражение, он совершенно точно знал, что один из вассалов противника, знатный дайме (князь) Хидэаки Кобаякава, которого Токугава как-то спас от сурового наказания, перейдет на его сторону.

К месту сражения войска двигались всю ночь. Поднялась буря со снегом, а все поля и дороги стали жидкой грязью. Ушедших на битву самураев было отвратительное настроение, они сильно устали. Кроме того, воины шли, не снимая доспехов, традиционно красивых и ярких, но состоявших из множества металлических пластин, покрытых знаменитым японским лаком, и связанных при этом шелковыми шнурами. Японский автор XVII века писал о таких доспехах:«... Когда они пропитывались водой, они становились тяжелыми, и их нельзя было легко высушить... летом их вес был обременителен, а зимой все это (имеются в виду шнуры из шелка. — Прим. Авт.) могло замерзнуть... в них заводились муравьи и вши...». Но ни отдохнуть, ни просушить одежду и доспехи было и негде, и некогда. Едва рассвело, войска начали строиться для битвы. И уже вскоре самураи встали на поле сражения плотными рядами, над которыми поднимался пар.

В густом тумане, накрывшем долину после дождя, обоим главнокомандующим пришлось собирать свои отряды чуть ли не по одному человеку и посылать гонцов едва ли не в каждое подразделение. Потом началось сражение, и перевес оказался на стороне Токугава, решительно атаковавшего противника в центре, однако и «запад» не отступал. Создалась тупиковая ситуация, и Мицунари решил, что пора задействовать силы Кобаякава, чтобы те своим нападением замкнули бы «восточных» в кольцо!

Соглашение между Токугава и Кобаякава, разумеется, осталось тайной для всех, да иначе и быть не могло. Во всяком случае, Мицунари доверял своему самураю и даже разрешил занять очень важный в тактическом отношении холм Мацуо. Здесь войска Кобаякава находились на крайнем правом фланге Мицунари, и их удар в тыл Токугава мог решить судьбу сражения. И Мицунари, и Токугава один за другим слали к Кобаякава гонцов, но он колебался, видимо, не так-то уж легко было отважиться на предательство. Тогда разъяренный его медлительностью Токугава приказал своим аркебузирам открыть огонь по ставке Кобаякава, а очередной гонец потребовал немедленно принять решение.

Тут уже медлить было нельзя, и Кобаякава отдал приказ всем своим силам атаковать правое крыло Мицунари. Стоявшие левее войска князя Отани предприняли контратаку и отбросили изменников. Однако вслед за Кобаякава на сторону Токугава перешел князь Вакидзака, стоявший неподалеку от Отани. Со всех сторон раздались крики: «Предательство!», и многие части «западных» начали отступать. Вскоре «запад» потерял численное превосходство над «востоком», его лучшие силы были разгромлены и обратились в бегство, а победители бросились их преследовать и отрубать врагам головы, чтобы предъявить командирам в качестве трофеев.

Группе самураев Западной армии из 80 человек во главе с Симадзу Есихиро удалось прорубиться через кольцо окружения и вырваться в тыл Токугава Иэясу, где самураи Мицунари встретились с соратниками — частями Киккава и Мори, спешившими на поле сражения. Узнав, что битва проиграна, Киккава тут же дезертировал вслед за Кобаякава и этим лишил Мори какой бы то ни было возможности оказать помощь «западным».

По преданию, Иэясу Токугава, который всю битву провел с белой повязкой на голове, сразу после сражения приказал подать себе шлем и сказал: «Одержав победу, подтяните завязки вашего шлема! Вся работа теперь только начинается!» Это изречение стало японской поговоркой. Затем, сидя на походном табурете, с боевым веером в руках, предводитель Восточной армии приступил к церемонии осмотра отрубленных голов, а командиры подходили к нему с докладами, и он тепло их приветствовал. Тут к Токугава и подошел Хидэаки Кобаякава и, не сказав ни слова, склонился перед ним.

Предательство Кобаякава разрушило коалицию и бросило тень на основополагающие принципы самурайской этики, но спасло империю от затяжной и разрушительной гражданской войны. За это Токугава Иэясу наградил «помощника» новыми земельными владениями, так что Кобаякава получил решительно все, на что мог рассчитывать. Однако осуждения в глазах окружающих «предатель с горы Мацуо» не пережил, и всего через два года сошел с ума и умер.

Что же касается Токугава, то после победы он приступил к созданию стабильного правительства страны и в период с 1600 по 1615 год добился своей цели. В 1603 году он стал сегуном — верховным правителем Японии, а в 1615-м уничтожил последнего человека, стоявшего у него на этом пути — сына объединителя Японии Тоётоми. А ведь в свое время Токугава клялся Тоётоми оберегать его наследника. С тех пор власть рода Токугава сохранялась в Японии вплоть до 1868 года, и... вряд ли сам Токугава Иэясу мог бы мечтать о чем-то большем.