Термин «эпидемия» ввел в употребление еще Гиппократ. Так великий врач охарактеризовал состояние общества, охваченного симптомами одной и той же болезни. Самой опустошительной считается эпидемия чумы. Она вошла в историю как «черная смерть», унеся треть жителей Европы. А в 1770 году чума заглянула и к нам в Россию.

В России борьба с чумой была частью государственной политики. Этим вопросом занимались Сенат и специальный Императорский совет.

В XVIII веке в стране впервые была проведена организация карантинной службы. Её поручили медицинской коллегии. На границе с государством, где отмечался очаг чумы, ставили карантинные заставы. Всех въезжающих из чумной стороны задерживали на срок до полутора месяцев, дабы продезинфицировать одежду и вещи: их окуривали дымом полыни и можжевельника. Металлические предметы промывали в уксусном растворе.

Царь Пётр I ввёл обязательные карантины в морских портах как средство профилактики завоза в страну инфекционных заболеваний. И это в стране, которую многие считали отсталой и варварской!

Екатерина II распорядилась установить карантинные форпосты, которые действовали не только на границах, но и на дорогах, ведших в города. В штате форпоста имелись как минимум врач и два фельдшера. В особых случаях эти точки усиливались врачами и людьми из военных гарнизонов. Другими словами, делалось всё, чтобы пресечь заразу в самом зародыше. Был разработан устав карантинной службы на границах и в портах. Такая профилактика давала хорошие результаты: в России чума появлялась редко и не распространялась вглубь страны.

 

Брешь пробила русско-турецкая война. Эпидемия захлестнула страну. К концу лета 1770 года она добралась до Брянска, а там и до Москвы.

Первые случаи заболевания объявились в военном госпитале, где из 27 заражённых погибли 22 человека. Трудно себе представить, как бы сложилась ситуация, если бы госпиталем не руководил выдающийся украинский учёный, экономист, этнограф, медик А.Ф. Шафонский (1740-1811). Старший доктор Московского генерального госпиталя установил истинный характер эпидемии чумы в Москве и руководил борьбой с ней.

Он сделал всё возможное, чтобы локализовать эпицентр эпидемии и не выпустить её за пределы своего госпиталя. Прямо на его территории поставили бараки для больных, круглосуточно окуривали вещи дымом и выставляли усиленную вооружённую охрану.

Шафонский лично сообщил о надвигающейся беде властям Москвы, предупредив чиновников о серьёзнейших её последствиях. Но те отреагировали своеобразно: Шафонского обвинили в некомпетентности и паникёрстве. И уже скоро новый очаг чумы возник на суконной фабрике в Большом суконном дворе. Чиновники попытались скрыть нарастающую эпидемию, карантин не объявили, умерших хоронили тайно по ночам. Но перепуганные рабочие вскоре разбежались, спасаясь от заразы.

Чума вошла в Москву. Жизнь города замерла, мусор не вывозился, начался дефицит продуктов и лекарств. Горожане запалили костры и били во все колокола, так как считали, что набат спасает от чумы.

Сохранились документы, подтверждающие, что ежедневно в Москве умирало до тысячи человек. Мёртвые лежали на улицах, их некому было убирать... Потом к очистке города были привлечены заключённые. Каторжники разъезжали по городу на специальных телегах, куда складывали покойников, составляя целые обозы чумных трупов, заметные издали по облакам чёрного дыма и наводившие ужас на оставшихся в живых.

Настроение москвичей ухудшилось, когда они узнали, что губернатор Москвы граф Пётр Семёнович Салтыков, устав от тщетных попыток справиться с эпидемией, сбежал в родовое имение Марфино. Его примеру последовали и другие крупные вельможи. Народ оставили на произвол судьбы. Город оккупировали страшная болезнь, смерть и мародёры, доводившие горожан до полного отчаяния.

И тут по городу пошёл слух: мол, у Варварских ворот объявилась чудотворная икона Боголюбской богоматери, спасающая страждущих от напасти. Там собралась толпа, лобзавшая икону, что было против всех правил карантина и увеличивало в сотни раз распространение инфекции.

Архиепископ Амвросий приказал спрятать икону в церкви, и это вызвало страшное негодование тёмного народа. Люд полез на колокольни и ударил в набат. Горожане вооружились кольями, булыжниками, топорами и дубинами. Напряжение нарастало, и тут кто-то пустил слух, что Амвросий украл и спрятал животворящую икону!

Бунтующие пришли к Кремлю, потребовали Амвросия, но тот благоразумно укрылся в Донском монастыре. Тогда народ пошёл громить всё подряд. Разнесли не только дворцы богатеев, но и чумные бараки при больницах и госпиталях, считая их виновниками эпидемии.

В одной из больниц в руки к мятежникам попал знаменитый российский доктор и эпидемиолог Самойлович Данило Самойлович (1744-1805). Он лечил больных в Даниловском монастыре. Позже, он писал: «Я первый попал в руки бунтовщиков, стоявших у Даниловского монастыря. Они схватили меня, избили... Я чудом спасся от неблагодарных, искавших моей погибели».
Отцу Амвросию спастись не удалось. Его разыскала и разорвала толпа.

Тем временем слух о страшной погибели архиепископа Амвросия дошёл до Екатерины II. Царица отправила в Москву своего бывшего фаворита Григория Орлова, дав ему чрезвычайные полномочия для подавления бунта.

Граф въехал в Москву в сопровождении целого консилиума виднейших столичных врачей и четырёх полков гвардейцев, готовых выполнить любой его приказ.

Штаб-квартира чрезвычайной комиссии обосновалась в доме Е.Д. Еронкина, военного чиновника, в трудный час не покинувшего Москву. Весь город Орлов поделил на участки. За каждый участок отвечал назначенный врач. Улучшилось снабжение лекарствами.

Мародерство искоренили в считанные недели, карая виновных публичной смертной казнью. Был значительно увеличен штат врачей. Дома, где обнаруживали очаг заболевания, тут же заколачивали, не позволяя забирать вещи больных. Построили и обустроили десятки бараков для больных, вводили новые карантины. Улучшилось питание больных и рядовых горожан. Народу начали выплачивать вспомоществование.

Граф Орлов свою задачу, поставленную царицей, выполнил блестяще. Вскоре эпидемия остановилась. В честь победы над эпидемией царица распорядилась выпустить медаль для своего экс-любимца, где выгравировали слова: «Россия таковых сынов в себе имеет. За избавление Москвы от язвы в 1771 г.».