Он погиб глупо. Так обычно не погибают военные. Это произошло 28 ноября 1891 года в два часа пополудни на Главном артиллерийском полигоне под Петербургом. Прогремел учебный взрыв, и штатный преподаватель Михайловской артиллерийской академии, действительный член Русского физико-химического и технического обществ, преподаватель химии в Пажеском корпусе штабс-капитан гвардейской артиллерии Семен Васильевич Панпушко упал замертво...

Семен Панпушко всегда выделялся в любой компании. Среди офицеров его величества, которые, по официальной статистике, пили на порядок больше, чем все иные сословия, он был заметен тем, что употреблял только молоко. Среди молодых повес своего круга — тем, что вел почти монашеский образ жизни, всю страсть своей души отдавал химии. Среди карьеристов — беззаветным и бескорыстным служением обороне России. Он блестяще закончил артиллерийскую академию, благодаря чему на казенный счет уехал совершенствовать свои знания в Германию, к знаменитому химику Карлу Фрезениусу. Вскоре издал фундаментальный труд «Анализ пороха» и чуть позже — первый в России «Сборник задач по химии с объяснением их решений». Страстью его жизни стали исследования тех самых опасных веществ, которые в конце концов его убили. Он с восторгом преподавал на им же основанном первом в России специальном курсе для взрывотехников, военные чиновники особенно ценили его обширное исследование о производстве пироксилина и пироксилиновых порохов. Однако для самого Панпушко пироксилин был уже днем вчерашним: в последние годы жизни он увлекся отработкой технологии снаряжения шестидюймовых бомб новым взрывчатым веществом — мелинитом. Семен Васильевич погиб, так и не закончив своей работы, а его трагическая смерть надолго затормозила развитие военного дела в России, внедрение снарядов с сильновзрывчатыми веществами в артиллерию императорской армии.

Каждый военный историк вам скажет, что почти 500 лет «богом войны» был дымный черный порох — смесь древесного угля, серы и селитры. Этот смертоносный кумир был свергнут только в 1846 году, когда итальянский химик Асканьо Собреро открыл нитроглицерин. Пораженный невероятной разрушительной силой этой маслянистой жидкости, Собреро на некоторое время засекретил свои исследования: испуг и беспокойство, смешанные с чувством вины перед потенциальными жертвами, заставили его более года скрывать сенсационное открытие. Он не хотел, чтобы оно попало в руки военных, но все тайное всегда выходит наружу. Особенно если в этих тайнах заинтересованы силовые ведомства. В конце концов исследование он опубликовал — и оно обессмертило имя творца, но сколько жизней унесло — лишь Богу известно. Асканьо, как оказалось, открыл не просто новое вещество, а неведомое прежде грозное явление — детонацию. И следующие 35 лет ушли на поиск такой взрывчатки для снарядов, которая была бы сравнима по мощности с нитроглицерином, но выдерживала бы сотрясение при пушечном выстреле. В 1880-е годы французы изобрели мелинит. За его формулой охотились ученые и разведчики всего мира: Германии, Англии, Японии...

В России мелинитом тоже занимались понемногу разные люди. По-настоящему же открывателем его в нашем отечестве стал Семен Панпушко, человек, чья судьба явилась трагической иллюстрацией отношения к ученому российской власти. Оно, увы, не меняется веками.

Панпушко подчинил науке всю жизнь, отдал работе все силы. Он даже сознательно отказался от создания семьи, потому что «...жена, дети будут меня отвлекать». Коллеги смеялись: «Как может быть таким серьезным человек с такой веселой фамилией?» Его характер был виден еще в ранней юности. Однажды в артиллерийском училище он отказался выдать провинившегося товарища, за что был разжалован и отправлен служить солдатом, но от слова своего не отказался. Свой первый офицерский чин из-за непреклонного характера Панпушко получил с большим опозданием. Правда, все равно окончил курс среди лучших. Его статьи, книги, научные исследования принесли ему европейский успех, членство в Русском физико-химическом обществе и Императорском русском техническом обществе, что было весьма почетно. Его пригласили преподавать сразу в четыре военно-учебных заведения. Он мог жить припеваючи. Но обходился двумя фунтами хлеба и четырьмя бутылками молока в день. Буквально! И так годами! Когда коллеги его спрашивали, к чему такая аскеза, он пожимал плечами: «Заботы о питании не должны отнимать столько времени, сколько вы тратите!» Да и деньги применить можно с большим умом. На опыты, на издание книг...

Он был настоящим фанатиком своего дела. И настоящим патриотом. Ярко-желтые кристаллы мелинита стали его фетишем. Но нужны были они не ему лично. Он заботился о своей стране, степень могущества которой в XX веке напрямую зависела от мощи оружия.

А страна наша, как это бывает и сегодня, не очень заботилась о своем патриоте: казенных денег на его исследования почти не давала, вот тут-то и пригодились те, что он экономил на питании, на удовольствиях, на всем, что считал лишним в своей жизни ученого. На собственное жалованье он и барак для опытов снимал, и приборы покупал... Даже лаборантам платил из своего кармана. Как-то трудно представить сегодня такого ученого. Как трудно вообразить подобный тип исследователя в каких-нибудь других странах! Нет, это возможно только в России. Запад всегда был внимательнее к гениям. Там искали мелинит в прекрасно оборудованных лабораториях, заботясь о безопасности персонала. Ведь при работе с этим веществом выделяются очень опасные соединения, которые при малейшей ошибке становятся причиной страшных взрывов. Вот, собственно, от одного такого и погиб в 35 лет удивительный человек и потрясающий ученый. Проживи он подольше да заботься о нем царские бюрократы получше, Россия получила бы к началу XX века мощнейшее оружие. И кто знает — как сложилась бы история государства? Но 28 ноября 1891 года в бараке, где Семен Панпушко наполнял мелинитом снаряды, прогремел взрыв, в щепки разметавший самодельную лабораторию. Когда из ядовитого дыма и бушующего пламени солдаты вынесли искореженные тела ученого и двух его помощников, офицеры плакали. Потом братья-ученые написали прочувствованный некролог, военные чиновники скорбно покачали головами...

Но так уж устроен мир — память коротка. Сегодня, спустя 120 лет, почти некому вспомнить гениального чудака, так мало ценившего свою жизнь и так высоко — свое призвание.