| Главная » Файлы » Загадки и Тайны |
| 03.11.2012, 05:42 | |
Помню все
До сих пор никто не знает, куда исчезли бесценные книги
Я помню, как «ел маму». Как ненавидел, когда меня пеленали: ворочался и не мог заснуть, пока не подтяну руки к груди. Помню свой первый зуб. С какой болью резались зубы, и я жевал собственные пальцы, соску, игрушки. Когда мне было десять лет, я как-то спросил у мамы: – А что, моя сестра при рождении умерла? Честно сказать, я не ожидал откровенного ответа. Мама побледнела: – Кто тебе сказал? Как ты узнал? И не умерла она вовсе, просто сорок минут была в коме: пуповина у нее вокруг шеи обмоталась и задушила. Но ведь это никто не знал! – Успокойся, просто я это помню. Лучше бы я этого не говорил. Моя добрая, все прощающая мамуля так на меня посмотрела, что мне расхотелось задавать еще какие-либо вопросы. – Но ведь ты же не можешь этого помнить! Этого же не может быть! И так всегда, и не только мама. Все, с кем я делился воспоминаниями, восклицали: этого же не может быть! Это уже сейчас, в наше время информации и гласности, я знаю, что не один такой, что есть такие же – люди, которые помнят себя с первого дня рождения. Библиотекарь и царь
Во сне мальчик видел себя царским библиотекарем
Сам я вырос на юге Украины, но мамин брат дядя Ваня жил недалеко от Казани, и мы неоднократно приезжали к нему в гости. Именно там меня и посетили эти странные видения. Сразу хочу заметить: ни о каком Иване IV я в пять лет не знал, как говорится, ни слухом, ни духом. Вот, собственно, и сам сон. И вот прибегает ко мне запыхавшийся служка и говорит: – Иди скорей. Тебя Сам зовет! Выхожу во двор, жмурюсь на солнечный свет. Двор очень большой. Пересекаю его и вхожу то ли в храм, то ли в большой терем. Там после солнечного света ну просто тьма кромешная. Вижу, лишь горят какие-то свечи или лампады. В центре стоит кто-то в черной рясе с накинутым на голову капюшоном, лица не видно. Говорит тихо, но властно, так, что ослушаться или пропустить хоть слово даже подумать невозможно. Говорит: – Старые ведьмы нагадали мне скорую кончину. Если так, то попы сожгут литерицу. Ничего не оставят. Нельзя этого допустить. Собирайся, поедешь на Каму. Сам знаешь куда. Сбереги ее, не нам, так будущим родам. И хоть сам стоит в какой-то старой несвежей и уже изрядно поношенной рясе, но держит в руке небывалой цены посох: весь в каменьях и золоте. И сама рука вся унизана драгоценными перстнями. Другой рукой на миг распахнул полу рясы, а под ней… вся шитая золотом и жемчужным бисером одежда. Достает какой-то кожаный свиток с гербами и перевязанный тесьмой: – Это грамота. Возьмешь в казне деньги и довольствие. Все работные люди и стрельцы в твоей воле и будут исполнять ее, как мою, – и потом как бы сам с собой: – Если ведьмы наврали, сожгу проклятых! А тебе дам весть. Все, ступай. Путь на Каму
Человек был в старой поношенной рясе, из-под которой проглядывала шитая золотом одежда
Погода стояла промозглая: все время моросил мелкий дождь, грязь, слякоть.
Потом, уже спокойно, плыли по Каме день или два. Причалили к высокому крутому берегу и еще неделю или около того жили на стругах и в шатрах, пока рабочие выравнивали, укрепляли, удлиняли и вообще основательно переделывали старый потайной прокоп. Он был очень глубокий и длинный – 250-300 метров, с ответвлениями и хитрыми ловушками. В дальнем его конце выложили камнем комнату где-то 3х3 метра с арочным сводом и поставили дубовую окованную дверь. Всю комнату от пола и до самого потолка заставили сундуками с книгами, свитками и глиняными табличками. Лишь в углу поставили небольшой топчан и столик, а также оставили совсем маленький проход к двери.
Еду мне доставлял верный и преданный слуга и помощник. Когда-то я спас его от смерти и выкупил из рабства. Он называл меня спасителем и благодетелем. Я же относился к нему не как к слуге, а как к верному товарищу, и доверял ему безоглядно. Я не знал, сколько прошло дней, недель, месяцев. Помнил лишь, что наш поспешный отъезд был поздней осенью. Я не выходил на воздух, целыми днями сидел в своей каменной каморке, перечитывая отдельные книги, хотя и так знал, о чем каждая, и где лежит та или иная книга или табличка. И в самой каморке, и в прокопе я ориентировался свободно, даже без света, как кошка в темноте, знал каждый поворот, каждую ступеньку.
Светило очень яркое солнышко, лежал талый снег, и кое-где пробивалась зеленая травка. Настроение было какое-то радостно-умиротворенное: покой и благодать. Скоро должен был вернуться мой помощник с продуктами и вестями о том, как и что в мире происходит. Но он почему-то задерживается. Я, не дождавшись его, вернулся в каморку. Спасти любой ценойЯ сидел и размышлял над одной давно мучавшей меня задачкой, как вдруг меня будто вырвал в реальность какой-то очень тревожный гул многих голосов.
Они приближались к входу в прокоп.
Ни секунды не раздумывая, я выбежал из каморки, опрокинув на пол масляную лампу, и, закрыв на ходу дверь, побежал по прокопу. Одна мысль: «Только бы успеть!» Бежал и считал опоры, зная, что одна – особенная: у нее вверху зарубки, и если ее выбить, то обрушится весь нижний пролет. А голоса все приближались, было ясно, что люди уже в прокопе на верхнем ярусе. «Только бы успеть! Нельзя их сюда пускать! Нельзя!» А вот и опора! Я попытался выбить ее, но она – ни туда, ни сюда. Я в панике, бросился на нее всем телом, на пределе сил… И хоп! Она упала. А вместе с ней на меня обрушилась огромная масса камней и земли. Все.
Возможно, книги до сих пор хранятся в заваленной камнями и грунтом каморке, рядом с которой покоится тело спасшего их неизвестного библиотекаря… | |
| Просмотров: 781 | Загрузок: 0 | | |
| Всего комментариев: 0 | |