Долгое время считалось, что целакант вымер очень давно - 200-300 миллионов лет назад. Однако в 1938 году был обнаружен живым у Коморских островов. Затем пропал снова.

В сентябре 1997 года во время свадебного путешес-твия по индонезийскому острову Сулавеси американ-ский ихтиолог Марк Эрдман и его молодая жена Аназ Мета прогуливались как-то по рыбному рынку городка Манадо, что на северном побережье острова. Прогуливались просто так, от нечего делать. И тут взгляд супругов остановился на огромной рыбине, притом настолько, что продавец с трудом водрузил ее на тележку. С виду рыба была довольно необычная - Эрдманы заметили это сразу. Через мгновение-другое Марк застыл как вкопанный: в его памяти возникло полузабытое название - целакант...

''Latimeria chalumnae, - углубляясь в воспоминания, уточнил про себя ученый. - Последний из кистеперых. Возраст - 300 миллионов лет. Считался вымершим. 22 декабря 1938 года угодил в рыбацкие сети близ устья реки Халумны в Южной Африке. Один-единственный экземпляр, живой. Других особей обнаружено не было, хотя ихтиологи знали, что он сохранился в ограниченном количестве - не более четырех сотен экземпляров - в водах Коморских островов, к северо-западу от Мадагаскара... И вдруг на тебе! Совсем другой океан, да и времени сколько прошло!..."

Марк даже не смог как следует рассмотреть рыбину. Впрочем, дело этим не кончилось. Марк Эрдман взялся за поиски с другого конца.

Находка оказалась уникальной еще и потому, что лишний раз подтвердила предположение о том, что ареал целаканта простирается много дальше, чем Коморы, как было принято считать до сих пор.

Однако, прежде чем оценить значимость сулавесийской находки, давайте вернемся в то утро - 22 декабря 1938 года, когда видавшие виды южноафриканские рыбаки выловили "морское чудище" и отнесли его Марджори Куртеиэ Латимер, хранительнице небольшого музейчика в Ист-Лондоне, на юго-восточном побережье Южной Африки.

Чудище в образе диковинной рыбины попало в рыбацкие сети на 70-метровой глубине. В длину рыбина была около полутора метров и отливала иссиня-фиолетовым цветом. А на берегу, под солнцем, она постепенно побурела.

Вот уж, действительно, чудище: огромные глаза-кругляшки, пасть и того хлеще, да еще сплошь в мелких зубах-гвоздиках; чешуя - крупная, округлая и твердая как камень; на конце хвоста - маленький отросток вроде лопасти; плавники больше похожи на лапы...

Словом, типичный представитель кистеперых, заключила мисс Латимер, ставя точку в подробном описании диковинной находки, но не в ее истории. Описание она не преминула отправить известному южноафриканскому ихтиологу Джеймсу Смиту. Тот также причислил рыбину к надотряду кистеперых из отряда целакантов, известных науке лишь по окаменелым останкам, поскольку, напомним, считалось, что все его представители вымерли еще в мезозойскую эру - 70 миллионов лет назад или около того. Ничтоже сумняшеся Смит окрестил новоявленный реликт Latimeria chalumnae - в честь Марджори Латимер и реки Халумны, близ устья которой тот попал в сети. Но и это еще не конец истории...

Продолжение ее вылилось в повальную охоту на диковинную рыбу. Оно и понятно: одного лишь факта существования живого выходца из мезозоя ученым было явно мало - они мечтали исследовать его анатомию и повадки, что называется, вживую. Но целакант не спешил клевать на удочку... И только спустя четырнадцать лет - под Рождество 1952 года - Джеймс Смит получил телеграмму от своего приятеля - капитана с Коморских островов. Тот был предельно краток: "20 поймали целаканта. Поместили формалин. Ждем ответа".

Так, собственно, и был установлен ареал целаканта. Оказалось, что для коморских рыбаков он был вовсе не в диковину, что зовут они его "гомбезой" - горькой рыбой. И что эта самая "гомбеза" попадается к ним в сети всегда некстати: они-то ставят их на рувету - рыбу-масло, из которой потом действительно добывается лекарственное масло, а на поверку, выходит, "гомбеза". К тому же проку от нее никакого: твердая как камень - не разгрызешь. Другими словами, не самая желанная рыба.

Но тут все изменилось. "Гомбеза" в одночасье сделалась самой заветной добычей коморских рыбаков. Еще бы - за живого целаканта им было обещано немыслимое вознаграждение, равное их заработку за несколько лет. Ничего подобного бедным рыбакам и не снилось. Дело даже дошло до того, что они в море дневали и ночевали. И труды их вознаградились с лихвой: в итоге с 1930 по 1952 год на чистую воду было выведено около трех сотен "гомбез". И все там же, возле Коморских островов. Вернее, возле острова Гранд-Комор, северо-западного и самого крупного в архипелаге.

Все выловы производились на глубинах от 100 до 300 метров, в декабре - марте, и главным образом ночью. Поэтому наблюдать целаканта в естественной среде обитания оказалось невозможно. Когда же добычу извлекали из воды, у нее обнаруживались те же болезненные симптомы, что и у ныряльщика, слишком резко всплывающего на поверхность. Ничего не попишешь: ихтиологам снова пришлось исполниться терпения и ждать.

Впрочем... окаменелые останки, обнаруженные ранее и относящиеся к переходному периоду - между девонским и меловым (то есть в промежутке от 400 до 80 миллионов лет назад), принадлежали не совсем Latimeria chalumnae. Хотя сходство между ископаемыми останками мелового и более поздних периодов с современным целакантом просто поразительное. Единственная, пожалуй, разница - то, что у нашего "современника" оказался очевидный набор так называемых адаптивных признаков, постепенно проявлявшихся в ходе долгой эволюции.

Так, еще в 1956 году Джеймс Смит выявил у первой, чисто коморской особи явные признаки конечностей и описал ее как дальнего предка четвероногих. И даже, больше того, - человека. Поскольку целакант на самом деле, представитель не лопастоперых, входящих в группу кистеперых, от которых произошли земноводные, а лучеперых - дальних родственников группы, из которой произошел человек.

Целакант передвигается в водной толще с помощью брюшных и хвостовых плавников, в общем, как всякая рыба. С той лишь разницей, что работает ими он не как рыбы, а, скорее, как животное - попеременно: сперва - правый брюшной, потом - левый хвостовой и так дальше. Да и плывет целакант очень медленно, по-черепашьи. Словом, неподражаемо. Тем более что при замедленном плавании рыбы, как известно, постепенно заваливаются набок. Целакант же, напротив, работая плавниками на манер четвероногого, прекрасно держит равновесие. Вот вам еще один характерный адаптивный признак - более типичный для наземного животного.

Таким образом, целакант в компании десятка сородичей дремлет весь день в какой-нибудь потайной пещере на глубине 180 - 250 метров. И покидает ее только ночью, когда выходит на охоту. А потом возвращается обратно, безошибочно ориентируясь в кромешной тьме.

Выходит, главная угроза для живого реликта не безжалостный естественный отбор, а рыболовный промысел. Тем более что охота на целаканта продолжается, и флотилия "галав", местных рыболовецких суденышек, с начала 90-х годов возросла раз в десять. "Галавы" ведут промысел в одном-двух километрах от берега, аккурат в зоне обитания целаканта, и невзирая на строжайший запрет как со стороны властей Коморских островов, так и международных организаций. Другими словами, всякий рыбак, по случайности или с умыслом выловивший вместо рыбы-масло целаканта, обязан тут же отправить его за борт.

И вдруг - индонезийская находка!..

Судя по огромному расстоянию, пролегающему между Коморскими островами и Сулавеси, маловероятно, что индонезийский целакант одного вида с "гомбезой". Скорее всего, это два разных вида, произошедших, однако, от одного общего предка, который, вероятно, вымер. Не исключено, впрочем, и то, что индонезийский целакант - ближайший его родственник. Так, во всяком случае, полагают французские ихтиологи. Они даже провели сравнительный генный анализ двух этих видов. И дали индонезийскому новое название - Latimeria menadoensis, что по большому счету ближе к истине. Однако американцы - тот же Марк Эрдман и его коллеги по исследовательской команде - решительно против новой квалификации. Другие же, наоборот, поддерживают точку зрения французов, основанную, как было сказано, на генетическом различии коморского и индонезийского целакантов. Но, что бы там ни было, у сторонников "генетической" версии, кроме нее, нет других убедительных оснований причислять индонезийского целаканта к новому виду.