Первенец императора Павла I и великой княгини Марии Фёдоровны самодержец Александр I вошёл в историю как проводник умеренных либеральных реформ, успешных войн с турцией, присоединения территорий Восточной Грузии, Бессарабии, Финляндии, Азербайджана, Герцогства Варшавского. Уже этим он стяжал почёт и уважение в среде доморощенных государственников.

 

Возглавивший после Отечественной войны 1812 года антифранцузскую коалицию европейских держав, бывший одним из учредителей Священного союза и Венского конгресса, он встал в один ряд с самыми яркими политиками своего времени. Без сомнения сделал бы ещё немало полезного для державы, если бы не смерть от брюшного тифа, настигшая царя в Таганроге, в 1825 году.

Вопреки табели о высших рангах, тело его опустили в склеп царской усыпальницы Петропавловского собора в саркофаге с завинченной болтами и залитой свинцом крышкой. А по Сибири гуляли лубки с изображением монаха, разительно похожего на императора, что породило в высших слоях общества и среди простолюдинов массу противоречивых слухов.

Главный — император вовсе не умер а, отрёкшись от престола, посвятил себя служению Богу! На сторону этой версии перетягивало то, что и наследник короны Николай I, и члены царствующей династии, вплоть до 18 февраля 1855 года, исправно посещали Саровскую обитель, отстоящую от Петербурга на 1 200 вёрст, где нёс послушание старец — двойник Александра I. При этом смущало то, что ровно в то же время в Красноуфимске проживал некий Фёдор Кузьмич, в котором также признавали Александра I.

Если к этому добавить то, что при советской власти вскрытый гроб Александра I оказался пустым, критическая сумма загадок на порядок возрастает. Но всё обретает свои места, если принять гипотезу, согласно которой Александр I, инсценировав кончину, удалился в Саровский монастырь, под влиянием сводного брата, того самого старца Фёдора Кузьмича, тишайше дожившего век в Красноуфимске.

То, что старец Фёдор Кузьмич не являлся императором Александром I, а был его сводным братом, наставником и духовником, можно допустить по двум причинам. Сразу после посещения наследником престола Николаем I Саровской обители, где якобы состоялась многочасовая беседа с бывшим царём и старшим братом, Николай поспешно уничтожает письма и дневники брата. Случайно уцелела лишь одна дневниковая страничка, проливающая свет на главную династическую тайну.

Согласно содержанию этой странички Александр I предпочёл монашеский подвиг «гнусному грузу абсолютной власти», потому что исчерпал душевные силы изменить к лучшему мир чистогана и сословного неравенства. Идеальным общественным устройством он считал аскетические христианские общины.

К слову, Николай I после шестичасовой беседы — исповеди с великим носителем божьего промысла Серафимом Саровским, не скрывал в личной переписке с доверенными лицами и родственниками того, что в келье находился и принимал живое участие в дискуссиях ещё один человек. Вывод о том, кто был этим человеком, напрашивается сам собою. Под «светлыми крылами» преподобного Серафима обретался добровольно отрёкшийся властелин империи Александр I.

Вторая же причина, позволяющая предположить то, что Фёдор Кузьмич был сводным братом Александра I, заключается в том, что после кончины старца из Красноуфимска в Петербург, в Зимний дворец, был отправлен принадлежащий ему бесценный груз — старинная икона и перстень — печатка. Икона, как выяснилось, та самая, с которой Александр I никогда не расставался в поездках и путешествиях. Перстень тоже его.

И икона и перстень в момент кончины царя в Таганроге загадочным образом исчезли. Фёдор Кузьмич отошёл в вечность в 1864 году. Из воспоминаний почитавшего его епископа Афанасия Иркутского известно, что жил он под знаком иконы и перстня, «сообразуясь им». Причём перстень имел поистине «вселенскую ценность», ибо в него была оправлена крошечная частичка креста, на котором был распят Иисус Христос. Здесь тоже тайна из тайн. Спрашивается, откуда у Фёдора Кузьмича, значащегося в полицейских донесениях безродным бродягой, оказалась одна из христианских святынь, которых на планете раз два и обчёлся?

Кроме раритетного перстня Фёдор Кузьмич владел также предметами ритуала, с которыми никогда не расставалась великая княгиня Мария Фёдоровна. Они находились у её изголовья в момент появления на свет будущего самодержца Александра I. Это небольшой великолепной работы иконный триптих святого Александра Невского и резное слоновой кости крошечное распятие.

Примечательно, что ни один из придворных, участников таганрогской трагедии, ни словом не обмолвился об исчезновении триптиха и распятия, а лишь о пропаже иконы и перстня-печатки. Выходит, что предметов культа, особо ценимых великой княгиней Марией Фёдоровной, у Александра просто не было. Унаследовал их практически с рождения сводный брат, настоящего имени которого мы, скорее всего, никогда не узнаем.

И Федор Кузьмич, судьба которого постоянно «всплывала» в сожжённых дневниках и письмах Александра I, так и останется скитальцем по Руси, тишайшим божьим человеком — затворником, одним из самых образованных людей своего века, свободно изъясняющихся на европейских языках, прекрасно знавших историю государства, православной церкви, царской фамилии.

Что касается драгоценной иконы и перстня с частичкой мощей Христа, исследователи, среди которых был и писатель Валентин Распутин, предположили, что раритеты подарены сводному брату Александром I незадолго до принятия пострига, дабы окрепла между единокровными единомышленниками божьего духа связь.

Удивительного в этом ничего нет. Александр I после восшествия на престол стал божьим помазанником. После ложной кончины он остался таковым фактически. Носители царской фамилии от рождения были отмечены печатью божьей, при Николае I государственной изменой считалось подвергать сомнению тождественность ортодоксального православия с царём.

Отсюда проистекает, что имитация Александром I собственной кончины — с точки зрения закона могла быть рассмотрена как нелегитимное отрешение от престола, самовольное удаление от исполнения обязанностей высшего государственного лица. Это, разумеется, тяжкое преступление. Отступничество, ставящее под угрозу целостность необъятной страны, её государственных устоев.

Некоторые современные историки и граждане России — современники Александра I — сторонники версии, будто царь не умер, а «ушёл в народ и его исконную веру». Действительно, когда французы заняли Москву, Александр I сказал: «Лучше отпущу бороду, уйду бродить нищим по дорогам, молясь за Россию, чем соглашусь прозябать в грехе бессилия помочь отечеству». Елизавета Алексеевна в письме сыну Николаю I пишет о слухах как о «клубке страстей и разночтений, когда выдают желаемое за действительное». Тем не менее, она бросает туманную фразу: «Будь жив драгоценный супруг и отец, это имело бы решающее значение лишь в нашей частной жизни».

Историки-то привыкли опираться на документы, черпая энергию для умозаключений, выводов в архивах. Увы, архивные фонды пока ничем помочь не могут. Почему пока? Да потому, что сами архивы ещё не до конца изучены. Вполне возможно, что когда-нибудь, кому-нибудь неожиданно выпадет козырная карта. И мы узнаем правду о судьбе императора Александра I. И почему тишайшему сводному брату его позволили «выпасть» из монархической династии, довольствоваться привилегиями монашествующего простолюдина?