«Скорее печатай свой труд — иначе тебя опередят!» — постоянно повторяли Дарвину друзья. Великий ученый и не подозревал, до какой степени они были правы. Ведь еще один человек, изучая законы природы в дебрях Юго-Восточной Азии, на другом конце планеты, пришел к тем же выводам, что и он. Момент истины наступил в начале лета 1858 года Дарвину неожиданно пришел пакет с Малайских островов. В посылке находился очерк 35-летнего англичанина Альфреда Уоллеса, который просил именитого коллегу рассмотреть его теорию… естественного отбора.

В тексте излагались в точности те же мысли и выводы, к которым пришел Дарвин в течение долгих исследований и раздумий: в мире животных и растений идет постоянная жестокая борьба за существование, и преимущество на стороне тех особей, у которых есть какие-то полезные отличия.

Вот она — движущая сила эволюции. Дарвин был потрясен до глубины души. Он уже много лет работал над своим трактатом. Почему так долго? Потому что понимал что публикация труда вызовет яростные споры, рассматриваемая в нем теория развития всего живого на Земле задевает «честь» человека. Ведь согласно ей «венец творения» произошел от обезьяны.

Чарльз Дарвин оказался перед сложной дилеммой: скрыть очерк Уоллеса, а самому быстро опубликовать свою рукопись или отдать пальму первенства никому не известному натуралисту? Первый вариант был для Дарвина неприемлем. Второй, впрочем, тоже. Да и думать долго нельзя — вдруг найдутся еще какие-нибудь новые авторы? Тогда труд всей жизни пропадет.

Выручили друзья — геолог Чарльз Лайель и ботаник Джозеф Гукер, предложив компромисс. Они посоветовали, как можно скорее отправить в Линнеевское общество обе работы — короткое извлечение из его собственной книги и очерк Уоллеса. Они же и сочинили дипломатичное послание к секретарю общества. «Дорогой сэр, — писали они. — Прилагаемые работы касаются вопроса об образовании разновидностей и представляют результаты исследований двух неутомимых натуралистов — мистера Чарльза Дарвина и мистера Альфреда Уоллеса».

Дарвин ничего не имел против такого соавторства. Наоборот, он всячески нахваливал работу коллеги и даже признал, что она написана лучше — ясно, доказательно и легко. Соперник оказался ему под стать. С той же джентльменской почтительностью Уоллес ретировался в тень ученого, как только узнал, что тот давно работал над той же самой теорией. «Если мистер Дарвин так хорошо разработал этот вопрос, я не настаиваю на праве первенства», — ответил Уоллес на запрос из Лондона. И в 1859 году, через год после представления работ в Линнеевском обществе, вышла знаменитая книга «Происхождение видов». На ее титульном листе красовалось имя автора — Чарльза Дарвина.

Сегодня об Альфреде Уоллесе знает только узкий круг ученых, хотя он немало сделал для науки. Говоря о его заслугах перед ней, достаточно сказать о «Линии Уоллеса». Жизненные пути Дарвина и Уоллеса во многом схожи. Разница, пожалуй, только в том, что первый был из богатой семьи, а второй — из бедной. Поэтому ему было труднее добиваться цели и больше приходилось думать о хлебе насущном. Любопытно, что ни тот, ни другой не получили специального биологического образования.

Да, как это не удивительно, Дарвин не был дипломированным биологом!

Вначале он учился на врача в Эдинбургском университете, потом — на священника в Кембридже. А познания в области естественных наук получил благодаря друзьям-естествоиспытателям. С одним ловил рачков и моллюсков, с другим изучал птиц, с третьим — лошадей. Но с особенным азартом Дарвин собирал жуков.

В систематических занятиях естественными науками ему помог ботаник и минералог Джон Генсло. Он и совершил впоследствии окончательный переворот в жизни ученого, порекомендовав его в качестве натуралиста для кругосветного путешествия на корабле «Бигль».

Уоллес, как и Дарвин, в начале пути воспылал любовью к жукам. Да причем такой, что отправился за ними на другой конец планеты — в Южную Америку. Впрочем, случилось это только после того, как он попробовал себя на других поприщах. Знакомство с Генри Бэтсом, сыном чулочного торговца, увлекавшимся ловлей насекомых, направило энергию Альфреда в нужное русло. Бэтс был проворным малым и научился неплохо зарабатывать, продавая любопытные экземпляры насекомых коллекционерам. Уоллес оказался способным учеником и быстро наловчился находить наиболее «товарные» особи.

Пересмотрев все карты, молодые охотники всерьез решили отправиться в путешествие за океан. Надо было только подкопить денег. И накопили! Брат Уоллеса тоже не устоял перед перспективой увидеть новые земли.

Вскоре настал день, когда трое молодых людей ступили на борт корабля, отплывавшего в Южную Америку. Так началась жизнь, полная приключений и открытий.

Четыре года трое путешественников мокли в болотах и жарились на солнце, устраивая настоящие облавы на тамошних насекомых. Доставалось не только жукам, бабочкам и стрекозам, но и попугаям, а при случае — даже кайманам. Охотники увертывались от ядовитых змей и успевали убежать от хищников, но их подстерег более коварный враг. Сначала от желтой лихорадки умер брат Уоллеса. А потом и он сам почувствовал, что здоровье стало сдавать. Только Бэтсу было все нипочем. И приятели решили, что Бэтс останется в джунглях, а Уоллес, нагруженный коробками с коллекциями, отправится в Англию.

Доставить коллекцию в Европу не удалось. На корабле посреди океана произошел пожар, Уоллес вместе с матросами едва успел спрыгнуть в шлюпку. Лодку мотало по океанским волнам десять дней, их спасли чудом. Вернувшись в Лондон, Уоллес написал две книги о путешествии в Бразилию. Благодаря им он вошел в круг британских натуралистов, устроивших ему новое путешествие — на Малайские острова. Как и Дарвин, он пришел в изумление от удивительной природы тропических островов.

Многочисленные «почему» не давали исследователю покоя. Вот летит прекрасная бабочка орнитоптера. Какая красавица! Наверняка это самец, ведь самочка, наоборот, совсем не такая яркая. Интересно, почему? Разный окрас и у райских птиц. Иногда не сразу и поймешь, что это такое — вид или разновидность. Некоторые экземпляры так не похожи на своих сородичей, что возникает предположение: может, так появляется новый вид?

Подобные вопросы терзали и Дарвина, но если он пришел к открытию путем логических рассуждений, то Уоллес постиг истину в горячечном бреду. Мучаясь от приступа лихорадки посреди малайских джунглей, он увидел страшный сон. Будто бы его несло по волнам в той лодке, в которой он очутился после кораблекрушения на пути из Бразилии, но вокруг него жались друг к другу не матросы, а орангутанги. Над их головами порхали орнитоптеры, а райская птица норовила сесть на корму. Очнулся он, когда вынырнувший из воды английский экономист Томас Мальтус, заглянув в лодку, воскликнул: «Что это тут у вас?! Да это настоящее перенаселение! У вас тут борьба не на жизнь, а на смерть!». Еще в Лондоне Уоллес ради интереса прочитал книгу Мальтуса о перенаселении, и запавшие в его подсознание слова «борьба за существование» теперь обрели смысл. Борьба, в результате которой производится… отбор. Наконец-то слово найдено!

Теперь Уоллес видел многочисленные подтверждения тому, что в природе идет жестокая борьба, в результате которой выживает сильнейший. Поняв это, Уоллес, в отличие от Дарвина, не стал откладывать дело в долгий ящик. Он тут же изложил на бумаге свои умозаключения о происхождении видов и отправил в Лондон.

Остается только удивляться хитросплетению обстоятельств. Не направь Уоллес письма непосредственно Дарвину, вполне возможно, что его выводы просто бы проигнорировали. Члены уважаемого Линнеевского общества отмахнулись бы от открытия безвестного исследователя, назвав его полной чушью. Сам Дарвин, не получи он очерк от соперника, может быть, так и не рискнул бы опубликовать свой труд.

Вернувшись в Англию в 1862 г., Уоллес сразу предложил великому ученому помощь. «Я ваш верный ученик, — сказал он. — Если вам нужны сведения по фауне и флоре Малайского архипелага, я в любой момент предоставлю вам все записи».

Уоллес и не думал претендовать на авторство, а его приверженность новой теории стала настолько сильной, что он даже умудрялся переспорить Дарвина и привести более четкие доводы. К примеру, он никак не хотел соглашаться с версией «полового отбора», полагая, что главной движущей силой эволюции является все-таки борьба за существование. «Да Уоллес еще больший дарвинист, чем сам Дарвин!» — смеялись ученые.

Дарвин и Уоллес не сошлись только в одном вопросе. Второй категорически отказывался признавать, что человек произошел от обезьяны. Откуда у дикаря такой большой мозг, если он живет в тех же условиях, что и животное? Нет, между человеком и животным — огромная пропасть, и здесь не обошлось без вмешательства Творца! Уоллес твердил: «Объясните мне, как у человека образовалась душа». «Дарвиновский адвокат» Хаксли ему отвечал: «Какая душа? Покажите мне ее».

Ирония судьбы в том, что Дарвин, сам того не ведая, некоторым образом опровергнул собственную теорию. Когда на его пути вдруг возник Уоллес, он мог бы, подобно представителям животного мира, затоптать соперника и выйти победителем. Средства для этого у него имелись. Но Дарвин этого не сделал. Почему? Ему не позволила совесть. Что такое совесть? В какой части тела она «обитает»? Может быть, в душе? Дарвин умер, не признав существование этой «непонятной субстанции». Два ученых так и остались каждый при своем мнении в вопросе о происхождении человека.

Уоллес, который в последние 20 лет жизни всерьез увлекался спиритизмом, однажды решил вызвать дух великого атеиста, чтобы продолжить с ним спор о происхождении человека. Дух Дарвина оказался сговорчивее его самого. После сеанса Уоллес радостно вбежал в кабинет Гукера и сообщил: «Он сказал мне, что я прав! Да-да, сам Дарвин! У человека есть душа, и она не поддается законам естественного отбора!». Скептическая ухмылка Гукера не смутила Уоллеса. Он был совершенно счастлив — наконец-то он и его кумир пришли к полному согласию.