На территории современного Вьетнама проживают свыше шестидесяти народностей и этнических групп, половина которых исповедует буддизм, около 10%- католики, остальные придерживаются так называемых традиционных верований с примесью магии, колдовства и шаманизма.

 

Во второй половине XIX века, когда государство находилось под протекторатом Франции, и экономика была только аграрной, вьетнамцы, именовавшие себя «народец Кинь», покидая субтропические и горные деревни, изыскивали всевозможные способы заработать на пропитание, и, если повезёт, разбогатеть. Это становилось возможным, если они осмеливались заняться морским разбоем. Благо Южно-Китайское, Анаманское моря, Сиамский и Бокбо заливы буквально кишели коммерческими караванами, купеческими кораблями-одиночками. Мало-помалу пираты, ведомые желтокожим предводителем по кличке Чарли-рисовый мешок, обнаглели до того, что не пускались наутёк при виде пушек быстроходных крейсеров. Они дерзко вступали в бой, хотя выигрывали далеко не всегда. Причина наглости разбойников была проста.

Криминальный промысел приносил баснословные прибыли прежде всего французским толстосумам, предоставляющим отрядам верных им головорезов все условия. Это отлично вооружённые небольшие корабли, право захода в тайные бухты, где осуществлялась разгрузка награбленного и взаиморасчёты. Флибустьерский флот снабжался топочным углём, провиантом, боеприпасами, спиртным. В поселениях, примыкавших к бухтам, исправно работали игорные, публичные дома, кабаки, таверны, ночлежки, пакгаузы и суды.

Именно суды, где осуществлялось «правосудие» над пленёнными при абордажах моряками и теми, кто нарушил пиратский кодекс чести, лично написанный «великим и ужасным Чарли», для которого верхом блаженства являлись массовые расстрелы, а то и отсечение голов пленным.

Впрочем, Чарли иногда миловал тех, кто подавал прошение о добровольном вхождении в вольное братство.

Пиратская республика благополучно просуществовала вплоть до 1901 года. Главный её закон гласил: «Будь ты буддистом, христианином, будь хоть чёртом, никогда не забывай, что в тебе живёт душа общего духа Кинь, и ты должен делать то, что от тебя требуют начальники». Начальник был единственный, непререкаемо авторитетный, Чарли-рисовый мешок. Кличку эту он, этнический китаец, получил в юности, когда надрывал спину, добросовестно трудясь в качестве портового грузчика. За кровь и пот французские работодатели платили сущие гроши, на которые нельзя было купить даже сносную одежонку. Поэтому Чань Линьвэй — или Чарли — неизменно щеголял в куртке и штанах, сработанных из грубой мешковины, «добытой» из обрывков ткани, используемой для шитья мешков для перевозки риса.

Так бы, загнувшись на непосильной подёнщине, и был бы похоронен он в мешковине на погосте для бедняков, если бы однажды не сообразил, что такие ценные товары, как табак, чай, кофе, коричневый сахар, можно потихонечку воровать и сбывать перекупщикам, которые всегда появлялись, как только очередное судно вставало под разгрузку либо погрузку. За пару лет безнаказанности Чарли кое-что скопил. Войдя во вкус, сколотил банду из ловких, как обезьяны, щуплых, жилистых вьетнамцев, без особого труда проскальзывающих сквозь решётки и щели пакгаузов, где много чего «плохо лежало, да много не унести».

Вот тогда-то Чарли и прозрел. Днём его часто ставили на разгрузку серебряных слитков. Как-то он разгружал этот дорогой металл целый месяц, но чтобы этот груз вывозили с товарных площадок, не видел. Стало быть, серебро — совсем рядом. Нужно узнать, где именно. Хитроумный китаец смекнул, что держат слитки в бревенчатом, без окон-дверей доме, потому что охраняли постройку вооружённые винтовками и саблями французские солдаты во главе с мрачным, неразговорчивым офицером.

Истратив на покупку у контрабандистов отличных ружей и палашей всё сбережения, Чарли и его товарищи ночью перестреляли охрану. Офицер с тремя подчинёнными забаррикадировался в хранилище. Чарли велел выкурить оттуда военных, подпалив дом с четырёх углов. Сгореть заживо в планы французов не входило. Они выскочили наружу, чтобы быть поднятыми на бандитские штыки. Серебра оказалось настолько много, что вшестером даже малую часть не унести. Осилили по ящику на брата. Хранилище ярко пылало, когда Чарли с грузом вломился на борт парохода «Милена», экипаж которого почти весь гулял на берегу. Заранее подкупленные кочегары и штурман, которым в качестве приза за доставку в тайную бухту Сан был обещан этот новенький пароход, незамедлительно вывели судно на свободную воду.

Занятые тушением хранилища французы не сделали вослед беглецам ни одного выстрела; не поняли, почему это «Милена» без экипажа вышел в море.

Слово Чарли сдержал, потому что кочегары и штурман дело своё сделали исправно, к тому же забрав из бухты горы контрабандных товаров, со сказочной выгодой для себя. «Пусть «Милена» станет флагманом нашей будущей флотилии», — на ломаном французском языке предложил Чар-ли морякам. «Нас устраивает, что мы будем заниматься перевозками больших ценностей», — согласился штурман. Чарли возразил, что этого недостаточно, что жирные прибыли подразумевают грабежи, кровопролития, и здесь неуместны праздные наблюдатели. Штурман понимающе кивнул: «Я беру на себя переговоры, цель которых легализовать наш бизнес». Чарли попросил уточнить, что кроется за обещанием француза. «Мы будем оставаться нужными до тех пор, пока будем печься, прежде всего, об интересах хозяев, умеющих быть благодарными», — ответил моряк. Чарли слегка растерялся, даже не спросил имени будущего «компаньона».

Штурман — Жан-Пьер Гентал — не подвёл. Не скоро, но всё-таки предстал перед Чарли в форме офицера французского ВМФ. Предстал, чтобы препроводить китайца и его друзей-вьетнамцев на борт военного корабля, неказистого на вид, однако имеющего мощную паросиловую установку и восемь скорострельных орудий. Чарли понял, что ввязался в очень серьёзное дело. Он тогда, конечно, ещё знать не знал, что ему — презренному подёнщику — уготована судьба стать некоронованным королём вьетнамских пиратов. И, что уж совсем непонятно, почему ему, головорезу, корыстолюбцу, безбожнику, распутнику, было предопределено посмертно влиться в не слишком обширный, отмеченный благими деяниями пантеон нетленных буддийских святых.

ЧУДЕСА ПОСЛЕ СМЕРТИ

Умер Чарли-рисовый мешок в 1886 году в собственном гареме, когда развлекал наложниц тем, что вливал в глотку пылавший жарким пламенем ром. Когда останки «короля» поспешно, без сожалений и почестей, закопали, принялись искать его сокровища, по слухам, спрятанные на территории резиденции. И по сей день ищут, рассчитывая на чудо.

Чудеса, между тем, принялось являть захоронение грешника. Сперва над могильным холмом разлилось голубоватое очень яркое свечение, длившееся ровно сорок дней. Затем земля полгода выталкивала гроб на поверхность, несмотря на то, что захоронение, дабы этого не случалось впредь, заваливали обломками скал, пушечными ядрами и тяжеленными колосниками паровых котлов. Гроб же грешника и душегуба неизменно оказывался всегда открытым, всегда на самом верху завалов.

Тело Чарли не разлагалось — мышцы оставались упругими, кожу не трогали трупные пятна. «Ни малейших следов разложения, даже глазные яблоки под «живыми» веками оставались блестящими, а зрачки под действием света, неестественно, подобно кошачьим, расширялись и сужались», — пишет французский патологоанатом Андре Жастье, входивший в 1948 году в группу учёных, произведших с научными целями эксгумацию гроба нетленного Чарли, как его теперь называли. Поразило учёных также то, что кожа тела, отнюдь не мумифицированного, с головы до пят, «запотевала», если даже беспрестанно её вытирать, маслянистой субстанцией с резким запахом благо-родного лавра.

Знаток религиозных таинств, к концу жизни ставший православным священником, преподобный Серафим Роуз, опираясь на факты неправедных чудес, посмертно являемых нечестивцами, справедливо считает, что они — не от Бога, а от дьявола, потому что князь тьмы, как известно, тоже творит чудеса.

Вьетнамские пираты за годы существования своего флибустьерского братства провели более четырёх тысяч морских боёв и более тысячи на суше. Не было судоходной компании, которая бы не пострадала от них. Лишь русские моряки их успешно убивали, в плен не брали, развешивали на реях. Поэтому обычно вьетнамские разбойники при виде Андреевского флага обращались в бегство.