Все знают историю проклятия фараонов, якобы карающих тех, кто нарушил их покой. За 7 лет, прошедших со времени открытия гробницы Тутанхамона, в мир иной отправились 22 человека из 29 членов экспедиции археолога Говарда Картера. Загадочные смерти происходили в Каире и Лондоне. Но мало кто знает, что список жертв пополнился и в Москве.

Эту историю в начале 80-х гг. мне шёпотом рассказывала мама, работавшая по завершении своей инженерной карьеры смотрительницей в Музее изобразительных искусств им. Пушкина. Шёпотом – потому что в доме на Волхонке пересказывать эти слухи и сеять панику непроверенными фактами запрещалось под угрозой увольнения.

Итак, в 1974 г. в Москву из Каира привезли часть сокровищ Тутанхамона. Выстояв майским днём несколько часов у музейного забора, я тоже восхищённо осматривал раритеты, выкопанные в Долине царей. В центре Белого зала в полукруглом выступе стоял саркофаг с маской. Тогда я ещё не знал (а несколько лет спустя это поведала мне мама), что пожилая смотрительница, дежурившая позади витрины с саркофагом, ещё до закрытия выставки слегла и вскоре умерла. Сменившая её коллега досидела на своём посту до завершения экспозиции, но той же осенью скончалась от быстротечного рака. Молодая сотрудница милиции, дежурившая в Белом зале, как позже выяснилось, беременная, была госпитализирована с сильным кровотечением. Она так и не смогла выносить ребёнка.

Вряд ли кто в музее сопоставил эти факты, задумался над возможной общей причиной. Как и над тем, почему все смотрители правдами-неправдами стараются избежать вахты в Египетском зале. Дело в соседстве с почерневшей мумией, выставленной в одной из витрин. По-житейски понятна боязнь незахороненного покойника. Но в приватных разговорах дамы признавались: никто из дежуривших возле мумии не умирал обычной смертью. Всё начиналось с навязчивых сновидений – путешествий в Древний Египет, а заканчивалось стремительно развивавшейся смертельной болезнью.

История мумии-убийцы была не единственным мистическим сюжетом, потрясавшим умы музейных работников. В середине 80-х здание на Волхонке затрясло – теперь уже в буквальном смысле. Вообще-то к грохоту поездов первой, мелко заложенной линии метро там давно привыкли. Но однажды начались очень уж гулкие и продолжительные вибрации. Тогда-то в музее впервые появились технические эксперты. Они проверяли фундаменты хитрыми приборами, строили какие-то графики… Как сообщали друг другу смотрительницы, ловившие каждое обронённое инженерами слово, под зданием обнаружился карстовый разлом. Причём настолько опасный, что музей будто бы повис над пропастью. Чтобы укрепить фундамент, решено было закачать под основание стеклобетонную смесь. После того как пятитонное содержимое седьмой машины ухнуло в тартарары, операцию прекратили. Однако дребезжание, сводившее сотрудников с ума, продолжалось.

Как-то, общаясь с известным геологом, я узнал, что Москва стоит на пересечении двух обширных геотектонических разломов, перекрестье которых приходится как раз на центр города. А известняк, лежащий в фундаментах, а порой и стенах старинных московских зданий, вступая в реакцию с кислотными стоками, разъедает платформу города. Специалисты по биолокации, умеющие отыскивать невидимые предметы под землёй, доказали: пустот под асфальтом гораздо больше, чем надземных сооружений. Наш мегаполис буквально «завис» на плоской корочке истончающегося известняка. И если вдруг произойдёт грандиозный облом, последствия могут быть такими, как в американских фильмахпро гибель цивилизации. Кто знает, вдруг задребезжавший музей – один из последних звоночков этого будущего кошмара?